Марина Гах. “Битва за Москву”. Полифоническая поэма.
(Иосифо-Волоцкий монастырь 1580г.)
– Авва Отче, что бы с Русью было,
Если б ересь правду победила?
– Кто же высший замысел узнает?
Бог наш поругаем не бывает.
Сколько раз вел к гибели лукавый,
Но кончалось дело Божьей славой
И спасеньем. Умная молитва –
Это наша праведная битва.
– Но хула идет на Бога-Сына.
– Это страх терзает жидовина,
Он боится смерти.
-Авва Отче,
Веру нашу он зачем порочит?
– Русь своим страданьем искупает
Все народы, враг об этом знает,
И смириться с этим не захочет!
-Как же дальше жить нам, Авва Отче?
– Не печалюсь, отроче, о сущем,
Прозреваю я беду в грядущем.
Будет время: ересь вознесется,
И народ наш кровью захлебнется.
Враг не встретит никакой препоны
И на землю хлынут легионы.
Но недаром Русь зовут святою,
Встанет враг пред крайнею чертою.
Монастырь стоит наш на границе.
За грядущих мы должны молиться!
– Как молить за тех, кто не родился?
– Для грядущих Бог с небес спустился.
И когда себя не пожалеешь,
Ты духовным оком их прозреешь.
– – – –
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой!
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная,
Священная война!
– – – –
Жребий пал на юных. На рубеж
Из училища направлены курсанты.
Под Москвою закрывали брешь
Русские мальчишки – лейтенанты…
(Иосифо-Волоцкий монастырь 1941 год)
– Что ты стонешь? Этот монастырь –
Предрассудков культовых рассадник!
Ну кому сейчас нужна Псалтырь,
На вратах алтарных виноградник?
Прав полковник, что попер ковер!
– Это историческая ценность!
– Для войны нелепый разговор,
Ценности любые – эфимерность
Перед смертью!
-Смерть бывает разной!
– Наконец дитятя поумнела.
Сдерживать себя зачем напрасно?
– Смерть души страшнее смерти тела!
– Ну, дружок, с тобой не сваришь каши.
Кто там на мосту? Чужие?
– Наши!
-Видели фашистов?
– Как тебя!
– Как они?
– Серьезные ребята.
Их война сплошная похвальба,
Просто так строчат из автомата.
– Им жалеть патроны не с руки,
Это мы идем на танк в штыки!
– Техникой пугают – ерунда!
Вот у нас был повар Середа.
ТОПОР
Такая мужика забрала злость,-
Враг под Москвой, а он старик, не нужен!
«Пишите хоть на кухню, хоть в обоз!
Везде сгожусь, чернильные вы души!»
Крестьянину к трудам не привыкать,
Кормить солдат нелегкая задача,
Когда мы продолжаем отступать,
А кухню тащит раненая кляча.
Впряжется с животиной, – «Не впервой!
И в плуге хаживал. Поспеть бы до обеда!»
И тащит свой котел к передовой:
«Сюда сынки! Где кухня, там победа!»
«Назад ни шагу!» – отдан был приказ.
Кавалеристы прикрывают фланги.
И тут бомбежкой так накрыло нас,
Едва вздохнули, как поперли танки.
-Не впереди, а сзади – обошли!
-Сюда бы пушку, не война, а горе!
-А что там на дороге мельтешит?
-Так этож наша кухня!
– Дед Егорий!
-Куда же он поперся, так-растак!
Что не свернет, сомнут сейчас!
-Болото.
-Смотрите, дед наш сиганул на танк,
И топором долбит по пулемету!
-Заклинил люк…-А ну вперед!-Ура!
Доватор поддержал, мы их отбили.
И разговоров было до утра
Все старика солдаты теребили.
-Наверное не веришь до сих пор,
Что смог ты подвиг совершить геройский?
-Что ж я без рук? Со мною был топор.
А надо мною – мой небесный тезка!
-На смекалку русские легки!
– Полно, братцы, есть и кулаки!
КОНТР-АТАКА
(подвиг Нилова)
Пуля-дура виновата!
Вдрызг винтовка. Близко враг.
Под рукой одна лопата,
И всегда при мне кулак!
Саданул по автомату,
В морду двинул кулаком.
Повернул другой обратно,
Я за ним, а он – бегом!
Выскочил. Навстречу – третий.
Треснул сверху сгоряча.
В заварухе не заметил
Бёг куда, чего кричал.
Дали орден мне за драку,
И сказали: «Молодец,
Что провел контр-атаку
С помощью подручных средств!»
-Когда с врагом на равных – тут борьба,
А мне другая выпала судьба.
ШИНЕЛЬ
Немецкий асс повел за мной охоту,
Укрытья в голом поле не найдешь,
А он прицельно бьет из пулемета,
И ты – петляй, пока не упадешь.
Ушел на разворот, противно воя,
Добить меня себе поставил цель,
А я и так измотан после боя,
Взял на дороге распластал шинель,
А сам – в воронку. Вот уж он старался,
Как на машинке, по всем швам строчил,
И улетел. А я живым остался,
И решето на плечи нацепил.
И пусть меня насквозь ветра продули,
Упорно пробивался я к своим,
И твердо знал: сужденные мне пули
лежат в земле, останусь невредим.
– Но ты мне, парень, душу успокой
Где Сталин? Что об этом слышно?
– В Кремле.
– Здесь до Москвы подать рукой!
– Враг не пройдет и паника излишня!
ВОЕННЫЙ СОВЕТ
Совет окончен. Сталин злится.
Надежды рушатся. Война
Вплотную подошла к столице.
Его решений ждет страна.
Кто верное подскажет средство?
Гудит с раздумий голова,
Забытые встают из сердца
Молитвы вечные слова.
И странно кабинет светлеет,
И горней свежестью сквозь дым,
Как бы крылом незримым веет
Огненноликий Серафим.
Фигуры видит, словно солнце,
И каждого душой постиг,
С Георгием Победоносцем
Встал Михаил Архистратиг.
Донской и Невский, Глеб с Борисом –
Весь русской Отчины заслон
В совет военный собрались,
И только праздный зритель он.
И карта вдруг пришла в движенье,
горят деревни, города.
Повсюду кровь и разрушенье,
И смерти жуткая страда.
Лишь три, обведены десницей,
Нетленно города стоят:
За белокаменной столицей
И Сталинград, и Ленинград.
И чудится звон колокольный
По всем церквям, монастырям
Молебен служат. Страх невольный
Поднял его, толкнул к дверям.
И все исчезло. В кабинете
Один он. За окном рассвет.
Стакан, разбитый на паркете.
Неужто все, что было – бред?
На карту – нимбами с иконы
Три города горят огнем.
И успокоенный, невольно,
Он осенил себя крестом.
-С такой винтовкой лучше сразу в гроб!
Не знаешь в каком месте разорвется!
– Ты посмотри, кто роет нам окоп,
Уверен я, фашист здесь не прорвется!
ОКОПЫ
Земля тяжелая. Кровавые мозоли.
Ладони вспухли, и во сне болят.
Окопы третий месяц роет в поле
У Осташева наш укреп.отряд.
Дожди идут и глину размывают.
Враги бомбят. Здесь будет грозный бой.
И землю бабы русские копают
Без техники лопатой и киркой.
Совсем девчонки, матери, старухи
В рабочей напряженной тишине
И днем, и ночью, как земные духи
Готовят землю русскую к войне.
И женщинами вложенная сила
Фашистов помогла остановить.
Мать-Родина окопы с нами рыла,
Чтобы отцы сумели победить!
– Чем, бабоньки, за труд благодарить?
– Останьтесь жить!
– Останьтесь жить!
-Готовься к бою! Вам остаться! Ждать!
При отступленьи
Все службы монастырские взорвать
И колокольню!
– Но
– Приказ не обсуждать!
Все! Приступайте к исполненью!
-Как можно камни старые жалеть?
– Да я за них готов идти на смерть!
– Так рассуждать мог древний человек!
– Здесь был Иосиф, Дионисий, Грек!
Здесь православной мудрости оплот.
– В семнадцатом сверг идолов народ!
– Но не культуру!
– Слушай ты, студент!
Доказано научно – Бога нет!
– Но есть душа!
– Средневековый житель!
А черт! Книг набросали!
– «Просветитель»
Текст рукописный, чудные заставки…
– Взрывчатку лучше заложить под балки.
Ты что с собой потащишь этот груз?
– Он нас спасет, как спас Святую Русь!
С крыла колокольни войны грозный лик
Пронзительно резок.
Слились воедино и грохот, и крик,
И скрежет железа.
И черные язвы на белом снегу
Уродливо ярки.
В одних гимнастерках курсанты бегут
В атаку. Им жарко!
Но частое сито – встречный огонь,
Живых не пускает.
За десять минут весь погиб батальон,
А солнце сияет.
И крона березы – светлый ковчег,
Парит над полями.
И страшно украшен нетающий снег
Людскими телами.
у деревни Мусино
Конная лавина
Скачет снежным полем.
Мать, молись за сына,
Он мог стать героем.
На огонь прицельный
С шашкой наголо.
Сколько их бесцельно
В поле полегло.
Вязкий снег кровавый.
С пикой против пушек.
Не покрыты славой
Отлетают души.
Под шрапнельным ветром
Мчат степи сыны.
Тысячная жертва
На алтарь войны.
За спиной столица
И родной простор,
Конница все мчится
На смерть во весь опор…
ПОТОП
К столице шел войск вражеских поток
Числом и техникою нас превосходящий.
Как в эти дни был Сталин одинок
Пред грозной тенью битвы предстоящей.
Он понимал: ни танков, ни гранат,
Ни артиллерии, – единственной преградой,
Как прежде остается дух солдат,
Но сколько смогут выдержать солдаты.
Он прозревал, что для такой войны
Усилий человека будет мало,
Необходима воля всей страны
И высшей силы, светлого начала.
Но надо нам врагов остановить,
Любой ценой не допустить к столице.
И он решил плотины все открыть,
Чтоб водный вал с железным мог сразиться.
И максимальный создан был напор,
И воды были спущены на волю.
И на дыбы равнинный встал простор,
Девятый вал по хлебному шел полю.
И все сметал: деревни и леса,
И все крушил: постройки и машины.
И тучи покрывали небеса.
Разверзлись хляби, лил библейский ливень.
Пока вода кипела и рвалась,
Вождь ликовал: прервало наводненье
движенье войск. Но буря улеглась
Открылись и масштабы разрушенья.
Скарб деревенский плыл среди светил:
Столы и люльки, образа, поленья,
Игрушки детские, кресты былых могил,
Но даже каски не всплыло военной.
Лишь пленка масляная радужных кругов
Поверхность не давала морщить ветром.
Не знали мы, что победим врагов
И мужеством, и добровольной жертвой!
(Иосифо-Волоцкий монастырь 1580г.)
– Авва Отче, в чем же их оплот?
Бог забыт и душам нет прощенья!
– Путь благой избрал себе народ –
Жертвы, ради общего спасенья.
По наитью путь избрал Христа,
Потому что в нем душа чиста,
И соборна.
– Как народу выдержать всему,
То, что лишь под силу одному?
– В этом испытанье и спасенье
Мир духовный весь пришел в движенье,
Всех Господь призвал на эту битву.
Сотворим же, отроче, молитву!
1941
КАПУСТНЫЕ ЛИСТЬЯ
Гнали пленных сквозь строй серых хат
И кричали страдальцы о хлебе.
Отворилась дверь в сумрачном небе,
Но по ней застрочил автомат.
А старушка в подоле несла
Ворох листьев капустных, остатки
Всех припасов своих «Вот, ребятки!»
И бросать их бойцам начала.
Строй рассыпался, тысяча рук
Потянулась в безумной надежде,
Но скосила их очередь прежде,
Лист зеленый и трупы вокруг.
А живые бросались опять,
И старушка им листья кидала,
А добросить ей сил не хватало,
И пошла к пленным старая мать.
Сын ее воевал под Москвой,
Вдруг и он… Снова бросила листья,
Сухо щелкнул единственный выстрел,
Ткнулась в землю седой головой.
Снова все разобрались по пять.
Восстановлен порядок в колонне.
На дороге в посмертном поклоне
Одинокая мать…
КРЫСЫ (подвиг Шуры Воробьевой)
Вновь они… Бегут на запах крови.
Надо встать. Всего лишь, надо встать!
Что еще фашист ей приготовит,
Сам признался, что устал пытать.
Для чего дано ей столько тела,
В каждой клетке ноющая боль.
Ничего-то в жизни не успела.
Что связная, ей бы прямо в бой.
И строчить их всех из автомата
И за маму, за братишку, за отца…
На заданье вновь уйдут ребята.
Сколько ей держаться – до конца!
Вот идут. Врага встречают стоя.
Не упасть бы, только не упасть!
У нее прибавилось конвоя,
Форма новая, пришла другая часть.
Глаз разведчика, а ей бы надо силы,
Вон как ухмыляется, мясник!
Снова бьют, и сколько уже били,
Тело все – один безумный крик
«Мама, больно!» Маму расстреляли
С маленьким братишкой на руках,
А потом прикладом добивали,
Ненависть сожгла животный страх.
«Знаю, где оружие! Не бейте!
Я смогу вас к складу привести!»
Крысы и фашисты хуже смерти.
«Руки прочь! Сама смогу идти!»
Парк в снегу. Закат. Спина солдата.
Надо всю себя собрать в комок.
С ног свалить, и сразу к автомату.
Только бы успеть нажать курок.
Удалось! Она смогла! Сумела!
«Что ж вы, крысы, пятитесь назад?»
Очередь. Огонь прошел сквозь тело.
Умерла, сжимая автомат.
ГЛАВНОЕ
Война чужими сапогами
На отчий поднялась порог.
Деревня занята врагами,
Дом у развилки трех дорог
Снарядом подожжен, пылает,
Плач детский, заполошный крик.
А баба из огня спасает,
Рискуя жизнью, стопки книг.
Захватчики над ней гогочут,
А в доме жарко, как в аду.
Она зароет книги ночью,
Под яблоней, в своем саду.
И в лес уйдет, детей спасая,
Что может женщина еще?
О, Родина моя святая,
Страданьем твой простор крещен
И осиян. И Русь восстала,
И наступил возмездья срок.
Недаром женщина спасала
Детей и книги – видит Бог!
ПЕРЕД РЕШАЮЩЕЙ БИТВОЙ ЗА МОСКВУ
Четверо фашистов с автоматами
-Ты Мария? Цигель! Выходи!
На расстрел. Дознались. У-у! Проклятые!
Вот село осталось позади.
В поле ветрено, луна сквозит за тучами.
Там, за перелеском, есть овраг.
Пристрелили б сразу и не мучили.
Под Москвой хозяйничает враг.
Нет, прошли. Вот мост. Село соседнее.
Может, на дознание ведут?
Сколько же их тут, – столпотворение!
Танки, пушки – наступленья ждут!
Поле, Бородинская околица.
-Стой! – заводят в избу. Женский крик.
Целый взвод в избе, за печью роженица,
И в углу Казанской скорбный лик.
Слава Богу! Дело мне привычное,
выгнала из горницы народ,
и воды нагрела. «Горемычная!
Третьи сутки. Очень крупный плод»
-Тужься, тужься! Русской бабе нынче
Надо много мужиков рожать!
Вот и он, ну богатырь, сынище!
Дай пупочек крепче завязать.
Приложи к груди! Что убиваться?
Он родился, значит надо жить!
Надо верить, ждать и не сдаваться,
И на смену павшим их растить!
«Шнель!» Обратный путь. Метет поземка.
Снег так и не стаял с Покрова.
Вместо смерти приняла ребенка,
Значит сможет выстоять Москва!
ЖИВОЙ ЩИТ
Занял враг деревню, а потом
Сделал нас своим живым щитом
И вперед погнал с детьми на пушки.
Перестали русские стрелять,
И фашисты стали наступать,
И тогда сказали нам старушки:
«Падайте, ползите в тот овраг,
Ничего не сделает вам враг,
И свои его отбить успеют.»
Мы упали, дружно поползли,
Тяжкий стон вставал из-под земли,
И сынок держал меня за шею.
Близко был спасительный лесок,
Только пуля клюнула висок,
И обмяк, и сполз в траву Ванюша.
У груди я сына погребла,
И по полю скорби побрела.
«Господи! Спаси людские души!»
Я вдоль фронта ночью шла и днем,
Видела стоят живым щитом
Пред Москвой советские солдаты!
Господи! Не дай им отступить,
Пусть другие дети будут жить!
Я осталась с ними в медсанбате.
ПАРАД
Нехватка техники, снарядов и солдат.
Враг под Москвой – смятенье и разруха.
А Сталин провести решил парад.
Для укрепленья боевого духа.
Что им руководило в эти дни,
Какое высочайшее прозренье?
Он угадал, что перелом войны
Возможно обеспечить до сраженья.
И те бойцы, что с площади шли в бой,
И весь народ, и он теперь едины,
Отныне общей связаны судьбой,
И в общности своей непобедимы.
В соборном единенье вся страна,
А вместе невозможное возможно,
И в этот миг народная война
Не только наша стала, но и Божья.
ЕДИНСТВО
Военные части шли ночью и днем,
А дом у дороги.
И небо вдали полыхало огнем…
В тоске и тревоге
Порой выходила старушка во двор
С иконою старой
И осеняла иконой простор,
поля и пожары.
Быстро крестила идущих бойцов,
Творила молитву.
И позади оставалось крыльцо,
А мы шли на битву.
И громко из строя сказал ей один:
«Молитва напрасна.
Средь нас есть татарин, казах, осетин,
И Бог у нас разный».
Но возразила старая мать:
«В лихую годину
За Родину будете вместе стоять,
И все вы едины!»
Бауыржан Мамышулы
КАРТА
«Не умирать должны вы с батальоном,
А выстоять и сохранить солдат!»
Враг движется к Москве с большим уроном,
Но мы-то продолжаем отступать!
Опять отход на новы позиции,
А рядом сердце Родины лежит,
Нет рубежа, чтоб прочно закрепиться,
Деревня Крюково. А дальше путь закрыт.
Нанес на карту место дислокации,
Сложил и часть с Москвою оторвал.
«Рубеж последний! Некуда нам пятиться!»
И слово командирское сдежал!
д. Спас-Помазкино
Нелюди пошли на нас войной,
Исчадья ада!
Я был свидетель зверств их под Москвой,
И в этой схватке страшной, мировой
Мы били гада!
Я за войну ко многому привык,
Но не забуду:
Водой облитый в землю вмерз старик,
Младенец намертво к груди его приник,
И рядом трупов ледяную груду.
Я убивал, но только их солдат.
И Бог свидетель.
Я б не вернулся с той войны назад,
Когда бы был хоть в чем-то виноват,
Когда б из-за меня погибли дети!
Пробили в обороне вражьей брешь
И острым клином
Вонзились в Ламский огневой рубеж,
И след врага бежавшего был свеж,
Но надо было отдых дать машинам.
Разведка в поле девочку нашла
В одном пальтишке.
Бежала из соседнего села,
И всю дорогу на груди несла
Холодный трупик младшего братишки.
«Когда фашисты стали отступать,
Прочь из деревни,
С народом избы стали поджигать,
Но из огня детей достала мать,
И выскочила с Митенькой последней.
Тогда огонь прицельный повели.
И первой – маму…
Бежать братишки быстро не могли
И трое сразу рядом полегли,
Я подхватила Митеньку и в яму.
Оттуда полем стала убегать,
Умею быстро.
Но тяжко с Митей, стала уставать…»
Бойцов своих не смог я удержать,
За их селом догнали мы фашистов…
МАЛЬЧИШКИ ДЕРЕВНИ СТЕБЛЕВО
Десантом танковым враг выбит из деревни,
А закрепиться некому, свои
Не подошли, фашист в селе соседнем,
Со всех сторон еще гремят бои.
А мы винтовок столько подобрали,
И притащили пулемет к избе.
Два деда, что в Гражданской воевали
Прицельной научили нас стрельбе.
В снегу траншеи вырыть подсказали,
Заглубки для патронов и гранат.
Мы закрепились и фашистов ждали,
Вот и они – передовой отряд.
Наш первый бой мы выдержали. Силы
Они скопили и пошли опять.
Мы от деревни снова их отбили,
Но кончились патроны, где их взять?
Вдруг всадник на коне, крылами бурка,
«Держитесь, хлопцы! Наши у реки!»
Патроны в санках притащила Нюрка,
Из пулемета били старики.
И мы свою деревню отстояли,
И удивлялся командир: «Орлы!»
И приказал нам выписать медали,
Но в полк не взял, сказал еще малы.
САЛЮТ
(подвиг танка Воробьева у д. Калистово)
Гиблые топи Черной реки,
Все расстреляли в атаке снаряды,
Слышно сквозь бронь, как журчат родники,
Танк в них увяз, и враги уже рядом.
Как осмелели – открыто идут,
Так ли до этого в кочки вжимались.
Мы им устроим прощальный салют.
Пара гранат на троих нам осталась.
Откинули люк и стоим на броне.
Нравится им, что сдаемся живые.
Легкий щелчок и в ревущем огне
Выси раскрылись для нас голубые.
Я оглянулся: в болотную слизь
Падали немцы с черты горизонта, –
Это с горючим баки рвались,
Это вздымалась линия фронта.
Солнечный нимб вкруг Москвы полыхал,
Не пропуская снаряды и пули.
Родным написали: без вести пропал.
А танки немецкие вспять повернули.
ПОСЛЕДНИЙ ЖЕСТ
Под конвоем, в колонне по пять,
Мимо наших недавних позиций,
Это гонят врага от столицы,
А я вынужден с ним отступать.
Рану рвет изнутри стая крыс,
И качает от голода ветром.
И торчат на обочине смерти
Руки мертвых, простертые ввысь.
Это пленных последний парад,
Жест бессилья, взывающий к мести,
И в едином порыве все вместе
Лица их повернулись назад.
Там незримая сила атак,
Там свои… И в последнем усилье,
Если смерть мое тело осилит,
Я сожму свои пальцы в кулак.
+ + +
Кто прошел через адский огонь
И сумел свою душу очистить,
Тех Георгий посадит на конь,
И в два пальца пронзительно свистнет.
И скакун брызнет молнией ввысь,
И крылатый поспорит с ветрами.
Прощевай, подневольная жизнь,
Завывай следом адское пламя.
Это жгли своих пленных живьем,
Издевались фашисты, не зная,
Что возносится в небо с огнем
Светлых воинов грозная стая.
КОЛОКОЛ
Был артналет. Наш небольшой отряд
У церкви закрепился на пригорке.
Вдруг вой снарядов перекрыл набат,
И колокол звонил без остановки.
Он раскачался от взрывной волны,
Враг бил по нашей высоте прицельно.
Звон этот не был голосом войны,
Он заглушил ее напев смертельный.
И мы поднялись. Встали, как один
И на врага пошли, уже не прячась.
Отправил донесенье командир,
Что наша рота справилась с задачей.
Попал я после боя в медсанбат,
И пережил не так ноги потерю,
Как то, что колокол был с колокольни снят
Еще в Гражданскую…
Я до сих пор не верю!
ВСТРЕЧА
Нас такой бомбежкою накрыло
На Московском крайнем рубеже,
Что казалось, никакая сила
Нас из ада не вернет уже.
Я лежал в простенке, комья грязи,
Рама, завывающий металл
Пролетали надо мной и разум
Пред стихией смерти отступал.
Тишины я сразу не услышал,
Все лежал и голову сжимал,
А когда из-под руин я вышел,
Край небес за лесом догорал.
Все дома под ноль, деревья с корнем,
Землю пропахал гигантский плуг,
И широкой полосой, как зерна,
Головы раскиданы вокруг.
В горле стало муторно и сухо,
Вдруг смотрю меж трупами с сумой
Ветхая едва бредет старуха.
– Это возвратилась смерть за мной!
-Как зовут, солдатик?
-Михаилом.
-Вот и славно, вот и оберег,
Михаил Архангел нынче, милай! –
И слезу смахнула с красных век.
Медленно меня перекрестила,
По дороге дальше побрела.
Но с тех пор война меня щадила,
И живым к победе привела.
Кто она? Душа в земном поклоне.
У Теряевой воскресшей Слободы
Древний лик узнал я на иконе.
Вот кто защитил нас от беды.
КНИГА
Он был минером, я его не знал,
Я эту книгу в поле подобрал,
Возле воронки.
Из-за бумаги взял, чтоб прикурить,
Открыл, записка: «Кто остался жить,
Спасите эту книгу для потомков!»
Я, как дурак, таскал ее с собой,
В разведку, отступленье, жаркий бой.
Кирпич пудовый!
А на привале глянул, и пропал,
Одну строку полночи разбирал –
Узоры слова.
Но я прочел, что Божий дух во мне,
И в смертоносном выстоял огне,
Он был Учитель!
Враг отступил, и я в музей Кремля
Принес, что сохранила нам земля:
Иосифа святого «Просветитель».
ЧЕТВЕРТЫЙ СЫН
«Лежит и стонет на пригорке
За банями, а как возьмешь,
В одной кровавой гимнастерке.
Увидит немец – пропадешь!»
Четыре дома похоронки,
Три сына, муж, что ей терять?
И дом от большака в сторонке,
И у него ждет где-то мать.
Впряглась в пустые волокуши,
Ей до карателей успеть.
Спаси, Господь, людские души,
Что за других идут на смерть!
Все обошлось. На сеновале
Омыла раны, вся спина
Прошита, словно пропахали,
Но смерть посеяна одна.
И пальцы крепкие доярки
Вели к отверстию металл,
Терпел, руками стиснув балки,
Лишь тихо «Мама» простонал.
Давно победа отгремела,
И в мирный труд ушла страна.
Она болела и старела,
Везде одна, всегда одна.
И старый дом отвык от звуков.
Вдруг крики, стук, лицо в окне.
-Кто там?
-Пустите, мама, внуки!
-Ну это точно не ко мне.
А вдруг? И сердце оборвалось,
Рванула дверь к себе – Сынок!
Чернявы больно, обозналась.
Стянула с головы платок,
И села прямо на ступенях,
Когда же, Господи, конец!
А перед нею на коленях
Два мальчика и их отец.
И вновь гортанный голос «Мама!»
Из темной памяти, со дна,
Не сердцем вспомнила, руками –
Война, кровавая спина.
И не холодная могила,
Иверии святой закон,
Земля ей сына возвратила,
Который ею был спасен.
ЖЕРТВА
(подвиг матери и сына Кузнецовых)
Реки Маглуши берега крутые,
Их танком невозможно одолеть.
Но части в бой ушли передовые,
А пехотинцам без поддержки – смерть!
Танк головной съезд к броду обнаружил,
Вдруг женщина с парнишкой – крест из рук.
«У дома моего Маглуша уже,
А здесь нельзя, минировали спуск.
Проходы Петя знает, он покажет,
Коль бревна надо – разбирайте дом!
Где будем жить, да разве это важно?
Освободите – новый наживем!»
Из бревен были сделаны настилы,
Провел мальчишка танки напрямик.
Но гусеницей мину зацепило,
Был тяжело контужен проводник.
В полуразрушенном домишке, без сознанья
Его оставили. Над ним склонилась мать.
И выполнять уехали заданье:
Фашистов бить, страну освобождать.
Минула четверть века от победы,
И командир сюда вернулся вновь.
Светило солнце и смеялись дети,
Там где лилась порой военной кровь.
Ветла кривая. Где же дом? Избушка
Вросла по окна в землю. Крыша вкось.
И на крыльце согбенная старушка,
Немало горя вынести пришлось.
«Конечно, помню. Подвиг – это слишком!
Что значит дом пред гибелью солдат.
Где Петя? Инвалидом стал сынишка.
Так и живем. Никто не виноват!»
Героям слава и живым, и мертвым.
Все на земле пред Господом равны.
Но женщины простой безмерна жертва.
Вот это и решило ход войны!
(Иосифо-Волоцкий монастырь 1580г.)
-Авва Отче, сладок миг победы,
Целый мир народ спасти наш смог!
-Но испытания еще не минул срок,
Еще не все прошли над нами беды.
2011г.
к 70-летию битвы под Москвой
Вы стояли до и после смерти,
И врага сумели оттеснить.
Не нашли живых корреспонденты,
Чтобы подвиг в прессе осветить.
Едкий дым шестидесяти танков,
Словно флаг приспущенный, повис.
Ордена другим достались, планки,
Вам – одна на всех родная высь.
Кто решил, что памяти утраты
Восполнимы, тот своих предал.
Родиной забытые солдаты
Так и не взошли на пьедестал.
Снова осень обнажила кроны,
Поле скорби стало золотым.
Это лишь одна из неучтенных
Высота меж Спасом – Рюховским.
+ + +
Жребий выпал юным. На рубеж
Из училища направлены курсанты.
Под Москвою закрывали брешь
Русские мальчишки – лейтенанты.
Беззаветно, стойко, свыше сил,
Ни один не дрогнул комсомолец.
Сколько братских вырыли могил
Две Харланихи, Стеблево, Ярополец.
Кости их нетленны и в земле
Охраняют подступы к столице.
Где им знать, что в нынешнем Кремле
Страшное предательство творится!
ЧЕРНАЯ ЗИМА
Юные, чистые, незащищенные,
Верой отеческой с детства крещенные,
Ныне за них разгорается битва,
Пусть сохраняет святая молитва
В черную зиму нежный росточек,
За сыновей ополчайтесь и дочек
С темною силой на рать небывалую,
Не откупиться нам жертвою малою,
Вместе отныне сражаются с бездною
Силы земные и силы небесные.
В черную зиму губительны стужи.
Скованы прелестью детские души,
Чем отогреть их в скудости серой?
Светлой любовью, крепкою верой!